Опубликовано: 14.05.2019, 09:01
«Никто за
службу их не вправе упрекнуть.
Они себя
ни капли не жалели,
Хотя в
висках болело и давило грудь…»
Первыми из первых, по велению
долга и сердца, в самых сложных точках Чернобыля
были люди в милицейской форме.
Активное участие в локализации
аварии на Чернобыльской атомной станции принимали 700 запорожских милиционеров.
Одним из правоохранителей, которые участвовали в ликвидации последствий, был
Николай Николаевич Богдан, тогда 36-летний младший лейтенант милиции, старший
инспектор ДПС ГАИ УВД в Запорожской области. Он пробыл там 99 дней с августа
1987 года. Но эхо аварии ощущает до сих пор, стал инвалидом 2-й группы.
«Работая в Запорожском областном управлении грузового автотранспорта я
проходил, что называется, науку в штабе гражданской обороны в области. Окончил
курсы начальников некатегорированных объектов. С одной стороны,
теоретически знал, как надо действовать при атомной угрозе. Но когда попал в
30-ти километровую зону, то понял: все совершенно другое. То, чему нас учили,
не действовало.
Даже японские дозиметры зашкаливали, не выдерживали, техника клинила. Никто
не осознавал в полной мере, что произошло. Когда впервые по телевизору показали
г.Чернобыль, поливальные машины и личный состав милиции и военнослужащих
в распираторах, меня дрожь взяла. Но того, что я там буду и что будет в
будущем не представлял, - вспоминает Николай Николаевич. - Среди
гражданского населения, особенно атомщиков, было много добровольцев. А у нас
были приказы, которые мы четко выполняли. Мне, например, сказали: «Ты старший
группы. Вот десять человек. На поезд – и поехали». Хотя по состоянию здоровья я
не должен был ехать в Чернобыль.
Дислоцировались мы в с. Термаховка, Иванковского района Киевской
области. Там находился отдельный батальон Госавтоинспекции. Позже в
подразделение прибыло пополнение. Среди них был офицер, воевавший в Афганистане
Сергей Алексеенко, из Бердянского мотовзвода ДПС ГАИ. Он мне потом
признался: «Лучше бы я еще раз поехал в Афганистан. Там, если не попало,
значит не попало, ты - здоров».
Здесь же только в горле першит, зуммер в голове и воду пьешь-пьешь, а
последствия страшные и непредсказуемы. После пребывания там, по ликвидации
аварии на ЧАЭС, он тяжело заболел и его бросила жена. Ему не дали связь
заболевания связанную с пребыванием в Чернобыле. И таких случаев
много», - делится Николай Богдан.
В Запорожье правоохранителей снимали с партучета, личные дела отвозились в
Киев. В командировочных удостоверениях было указано, что направлены в г.
Киев. Странности в документах аукнулись гораздо позже.
«В 1993 г. нам меняли удостоверения на украинские, мне бухгалтер сказала:
«Сядешь в тюрьму – примазался к чернобыльцам». Меня это возмутило. Как
так? Я же там ж был 99 суток, а не один день. Раньше я не обращал
внимание на командировочное удостоверение, а после этих слов обратил внимание.
Там было написано, что командирован в г. Киев и отметки : прибыл в
г.Киев, убыл из г.Киева, а отметки о том что мы были в 30-ти километровой
зоне не было. Была лишь характеристика на каждого, в которой было отмечено, что
несли службу в 30-ти километровой зоне. Но на эту запись никто не обращал
внимания, хотя на ней было отмечено: «Хранить в личном деле», - рассказывает
Николай Николаевич.
«Мы несли службу и в зоне, и за зоной. В частности, на АБК-1 –
административно-бытовой комплекс в Припяти, в Чернобыле – для организации
движения транспорта, которого было очень много, и, естественно, на постах
вокруг 30-километровой зоны. У нас были патрули, но мало. В основном –
посты. Задача заключалась в досмотре при выезде и въезде. Нужно было
следить, чтобы ничего не вывозили, т.к. многое пытались украсть.
Судили тогда по военному времени. Был случай: участковый договорился с
одним гражданином, у которого жена работала на складе. Они вывозили рабочую
одежду, которую выдавали для работ на атомной станции, водонепроницаемые
ботинки, аккумуляторные батареи, результат: по 15 лет каждому, – рассказывает
Николай Богдан о рабочих буднях. – Был еще случай. Я ездил и проверял посты. На
одном из них инспектор как раз досматривал машину. А тут едет ЗИЛ-131, везет
кислородные баллоны. Пока инспектор проверял ту машину, думаю, я грузовик пока
проверю. Документы проверил, полез наверх, хожу по головкам баллонов, а на руке
жезл, который при передвижении касался баллонов и тут слышу, он стукнулся о
баллон, но звук другой: в баллоне оказалась водка.
Практически мы каждые 2-3 дня объезжали с проверкой ограждения из проволоки
вокруг 30-километровой зоны, и обнаруживали порывы проволоки, и следы от
машин – ЗИЛ-131, «Урал», трехмостовые. То есть они проламывали
заграждения и ехали через лес. О том, что и как вывозили, можно судить по
тому, что некоторые комнаты в жилых домах были абсолютно пустыми. А люди ведь
оставляли мебель, когда их эвакуировали. И все это разошлось по Украине. Где-то
может до сих пор стоять дефицитный, но фонящий сервант.
Нужно было четко контролировать, как передвигается транспорт. На каждой
машине был номер, было расписано, куда и как она едет. Летал дополнительно
вертолет. На счет передвижения было очень строго».
По словам Николая Николаевича, много внимания уделялось досугу, ведь
нервное напряжение нужно было правильно снимать.
«У нас в подразделении был баян. Как только приехали, я ухватил этот баян и
играть. День играю, два играю, а потом один сотрудник батальона, из постоянного
состава, который уезжал ненадолго, подошел ко мне и спрашивает: «А что ж
ты баян взял? Его из Припяти привезли». Я забросил этот баян, мы собрали деньги
и купили в Иванкове гармошку.
Много у нас было пластинок. Два раза в день крутили художественные фильмы,
для первой и второй смен. Рядом был колхозный клуб. Мы оплачивали киномеханику
за работу. Я привозил фильмы из управления кинофикации г. Иванков,
выбирая в картотеке лучшие. Были и о войне, были и комедии. Также в
подразделении у нас была баня и сауна, где мы выпаривали свои полученные
радионуклиды.
В свободное от службы время мы приводили в порядок памятники
солдатам, погибшим во время Великой Отечественной войны, которые находились
в 30-километровой зоне. На могилах погибших воинов убирали сорняки… -
рассказывает Николай Николаевич. На вопрос, почему убирали, выпалывали траву,
ведь даже сейчас запрещено ходить по высокой траве, он отвечает: - Потому что
это священное. Сейчас я хожу и борюсь, чтобы привели в порядок памятник
воинам-автомобилистам на въезде в Запорожье (Николай Богдан – автор эскиза
памятника, установленного в 1976-м году – прим. Ред.). - В 30 километровой
зоне аварии иногда было жутко находится. Потому что вокруг бегали одичавшие
кошки и собаки, и взгляд у них был такой вопрошающий: «Что случилось?». Людей
нет, все заброшено».
Николай Николаевич вместе с сослуживцами участвовал в строительстве
памятника Виктору Кибенку (пожарные расчеты Виктора Кибенка и Владимира Правика
были первыми на тушении пожара во время аварии на ЧАЭС – прим. Ред.).
«Во время открытия местные рассказывали, что отец Виктора Кибенка,
майор в отставке, тоже пожарный. Люди говорили, что вот он пристроил сына в
тихое место, сутки спит, а трое отдыхает, но получилось совсем иначе.
Отмечу, что офицеры (пожарных расчетов – прим. Ред.) получили Героев
Советского Союза, а сержанты – по Ордену Красной звезды посмертно. И вот ощущение
от этого неприятное. Ведь героизм проявляли все вместе и в одинаковой
мере».
Радиация на каждого влияла по-разному: кто ничего не чувствовал, кто-то
острее реагировал.
«Рядом с нами было озеро Балатон, глубиной 8 метров, ребята ловили рыбу,
ели. А меня один раз дежурный угостил яблоком из школьного сада. Я его съел, а
через три минуты мне стало плохо: голова ватная. Пошел в санчасть – на неделю я
вышел со строя. А когда через неделю меня снова угостили яблоком – и все по
новой.
Я понял причину заболевания, хотя медик предупреждал, что сад
проверяли, можно есть. Но я думаю, все зависит еще и от организма,
в кого слабее, на того быстрее действует радиация.
Одного инспектора через неделю уже отправили в госпиталь, а потом домой.
Оказалось заболел Боткина. Слабые места организма проявлялись как на
фотографии, при их проявлении».
К странностям с документами добавлялись и странности, с которым снимались
показания с дозиметров, которые у каждого в зоне должны были быть
индивидуальными.
«Однажды я получил дозиметры ДКВ-500, они как авторучка, аптечки.
Привез их в расположение. У заместителя командира батальона спрашиваю, как
раздавать, ведь они номерные. Мне приказали все сдать на склад.
Первое время ежедневно выдавали новую одежду. То есть после дежурства
в зоне на выезде нас проверял дозиметрист: если звенели, выдавали справку. И
потом в соответствии с ней давали новую форму. Потом перестали. В конце
нашего пребывания, у нас заменили дозиметриста, который вел учет полученных доз
каждым сотрудником. И когда уезжая мы обратились к нему за
справками, он объяснил, что тех регистрационных журналов у него нет».
Ездили правоохранители на расконсервированных автомобилях. Когда
30-километровую зону эвакуировали, техника осталась стоять в гаражах и на
складах.
«Во время расконсервации присутствовал человек из КГБ, от ГАИ,
участковый, ОБЭП, газосварщик и тракторист. Вскрываем гараж – сияет «куколкой»
новый автомобиль. А дозиметрист показывает, что она вся звенит. А «рухлядь»
проверяем – все в порядке. Нормальные машины выдавали строителям,
руководителям, помечали бортовыми номерами, на крышах автомобилей, чтобы ни в
право, ни влево от маршрутов не отклонялись», - подчеркивает Николай
Николаевич.
В зоне постоянно приходилось быть внимательными и прислушиваться к своим
ощущениям. Например, самому Николаю Николаевичу достался «проверенный» автомобиль,
но, когда он на нем ездил, постоянно крутило ноги.
«Поехали с заместителем командира в Киев на ней. У меня начало снова
крутить ноги. На обратном пути поменялись с ним местами, отъехали 40 км
от Киева, он останавливает машину, жалуясь, что начали и у него крутить ноги.
Поехали в Зеленый мыс. Там стояли дозиметристы с хорошим оборудованием. Снова
говорят, что все в норме. Устроил разнос старшему лейтенанту. А сзади подошел
подполковник: «Младший лейтенант, вы еще не доросли, чтобы старшего лейтенанта
ругать». Спросил у своего, проверял ли он на распад. Пришлось им еще раз
проверять. И когда уже закончили, вынимают из автомобиля прибор– и вспышка.
Обратил на это внимание. Они снова проверили, особенно сидение, а там 20 тыс.
единиц распада. Так эта машина и осталась стоять под забором в парке. Никто на
нее больше не сел.
А один солдат, из так называемых «партизан», взял на память кусок графита.
Вернувшись в подразделение – положил его под подушку и, наверное, забыв о нем
лег спать, а утром не проснулся…» - вспоминает Николай Николаевич.
Сталкивались запорожские правоохранители и с несправедливостью.
К 7 ноября и ко Дню милиции, руководством батальона
были подготовлены списки на поощрение личного состава и поданы в УВД Киевского
горисполкома, но никто ничего не получил.
«Дома – мы чужие, т.к. числились в Киевском УВД, а в Киеве, нам говорят: вы
запорожские, житомирские, какие угодные, но не их», – цитирует Николай Богдан.
Тем не менее, скоро запорожцев отправили домой.
«Когда на поезде подъехал к вокзалу г. Запорожья, увидел на перроне вокзала
жену и детей, слезы градом покатились, не верил, что вернулся. День дома
побыл... Мне казалось, что мозги как холодец на тарелке шатаются. Положили
в больницу. Сразу написали «последствия Чернобыля», потом исправили
на «последствия травмы». Когда сердце прихватило, сделали ЭКГ, а терапевт
даже не описала, в карточку не вклеила. Врачам было приказано не писать, что
заболевания связаны с пребыванием в Чернобыле. Позже пришлось обращаться в
Центральную военную-врачебную комиссию», – рассказывает Николай Богдан.
«Хочу добрым словом вспомнить человека, с которым лично, к сожалению,
не знаком. В 1985-1984-м году сняли с должности главного инженера Запорожской
АЭС, отказавшегося проводить тот же эксперимент, при котором взорвался 4-й
энергоблок на ЧАЭС. Мы живы и цела вся наша область благодаря ему. Потому что
авария могла произойти у нас, а наш один блок по мощности в 10 раз мощнее чем
все четыре блока Чернобыльской АЭС. Этого главного инженера тогда
исключили из партии и уволили с работы. Без права работы в атомной энергетике,
а ведь он нас тогда спас всех».
Николай Николаевич
Богдан до сих пор продолжает активно заниматься общественной и воспитательной
работой.
что за бред?
ОтветитьУдалить